Третий Рим.

 

Римско - католический проект. Единомыслие и единоверие.

 

Напомним уже сказанное о римско-католическом проекте.

 Он строится на единомыслии и на единой вере для всех католиков. Иноверцы допускаются, но существенно ограничиваются в правах. Тайные иноверцы, называющие себя христианами, разоблачаются специальной секретной службой, инквизицией,  и сжигаются на кострах.

Единоверие обеспечивается разветвленной церковной организацией имеющей строго иерархическую «конкордную» структуру – «вертикаль власти». Она содержит монастыри, школы, больницы, академии и университеты. Она живет на подаяния верующих. Но их недостаточно. Во владении церкви находятся поместья, земли, доходные предприятия. Церковные земли облагаются налогом в пользу церкви. Церковные чиновники богаты и влиятельны. Хорошо известно, что часто кардиналы, формально будучи лишь советниками короля, обладали большей реальной властью, чем сам король. Они более информированы, лучше подготовлены, и, главное, подчинены единой власти римского папы.

 А чтобы не было в церкви своекорыстия, чтобы шли служить одни только верующие люди, готовые к самопожертвованию, запрещено не только священникам, но и любым церковным служащим вступать в брак. Безбрачие на всю жизнь! И участвовать во всех богослужениях, до 7 часов в день. И участвовать во всех церковных мероприятиях. И плюс ко всему основная работа – студент, врач, учитель, или просто повар, хозяйственник и.т.д.

Тут ни на какую семью времени не хватит. И деньги не нужны – служитель церкви на всем готовом. И все изысканно. Облачения с драгоценностями. Обеды с церковным вином.

Римский папа от имени церкви освящает закон. Закон устанавливает привилегии феодалов. Крупные феодалы – короли, графы имеют право суда над своими подданными. В городах могут действовать гражданские суды. Но и те, и другие судят по единому закону, освященному церковью. Закон - высший критерий. Если человека обманули, но «все по закону», то в этом нет преступления.

 Церковь контролирует феодальные и городские, «гражданские» властные структуры. Она решает возникающие проблемы силой своего авторитета и влияния. Для поддержки своего авторитета церковь ведет глубокую подготовку своих чиновников и функционеров в университетах и дает высококачественное образование светским людям.

 

Католический проект и наука

 

До Исаака Ньютона математика считалась арабской наукой. Называлась аль-джебр. От этого русское слова «алгебра».

Ньютон был преподавателем в Лондонском университете. Это значит, церковным служащим. Это значит, без права заводить семью. Это значит - ни секунды свободного времени. Даже, чтобы подумать о науке.

Но, случилась беда. Чума в городе Лондоне. До конца эпидемии занятия в университете отменены, чтобы не разносить инфекцию. Преподавателям рекомендовано разъехаться по дальним деревням. Ньютон выполняет это требование.

Во время чумы для него полная свобода. Она продолжается около трех лет. Заводить семью Ньютон не имеет права. Средств у него достаточно – церковь богата. А он гениальный, редкостно одаренный человек. У него одна возможность. Работать. Свободно работать, пока не кончится чума. И он все три года напряженно работает. Создает домашнюю лабораторию. Там шлифует стекла для телескопа. Работает над законами механики, и делает в этой области фундаментальные открытия, такие как знаменитые законы движения Ньютона и принцип относительности. Работает над анализом бесконечно малых величин, открывает закон Всемирного тяготения.

Когда, уже после чумы, Ньютон публикует свои работы, то становится очевидно, что он далеко превзошел арабов. Теперь математика – европейская наука.

И подобных случаев сотни.

Но вернемся к римско-католическому проекту.

 

Церковь влиянием своего авторитета контролирует светскую власть. А кто контролирует церковь? Вышестоящий церковный чиновник. А на самом «верху» - римский папа. А он непогрешим. Потому, что над ним только Бог.

Красиво. Взвешенно. Гибко. Гармонично.

И это работает. Европейская наука – подтверждение этому. А наука приводит к важному побочному результату – к совершенствованию оружия и боевой техники. А это дает военное преимущество. А военное преимущество, конечно же, приводит к всемирному признанию и уважению.

 

В чем ключ стремительного успеха римско-католического проекта?

В развитии науки и техники.

А как католичество добилось такого продвижения? Что заставило сэра Исаака Ньютона напряженно работать во время чумы? Ведь это же отпуск! Пить бы церковное вино и развлекаться с деревенскими красавицами! Жениться нельзя, ну а развлекаться – кто помешает?

Нет. Ньютон работает. Для кого? Для военных, чтобы больше городов сожгли и пограбили? Стоит ли растрачивать на это свой талант и отпуск? Для Державы? Так ее папа римский опекает. Что ей грозит, даже если французы завоюют? Ну, был один сюзерен, будет другой, посильнее. Сильный-то лучше будет. А законы католические как были, так и останутся.

Зачем же работает Ньютон? Он - человек верующий. И как верующий человек, он благодарен Богу. Познавая сотворенный мир, Ньютон приближается к Творцу. Здесь он подвижник.

Здесь бездна, где между ним и Богом  никого нет. И никакие деревенские красавицы, и никакое церковное вино не заменят ему священного трепета Предстояния перед Творцом.

Как не заменят и того Преображающего Благословения, которое в миг прорыва посылает ему, лично ему, Ньютону,  Сам Творец. Это то Благословение, которое Архимед обозначил громким криком «Эврика!».

Конечно, и честолюбие сэра Исаака тоже сыграло определенную роль…

А для себя мы отметим, в рамках римско-католического проекта созданы относительно благоприятных условий для развития подвижничества в области научного познания мира. Это было необходимо для постоянной поддержки авторитета католической церкви с помощью науки, техники, образования и медицины.

Эти условия были созданы благодаря продвижению в области религиозной этики. Познавая творение, подвижник приближается к Творцу и получает глубочайший духовный опыт общения с Ним.

 

Наука в секуляризованном мире.

 

В позднейшем уже, в секуляризованном, обезбоженном мире, наука сохранила еще огромную инерцию движения вперед. Но на наших глазах происходит очевидное «ускоренное замедление» научно-технического прогресса. Не то, чтобы не было подвижников или новых идей. Но кого они интересуют?

Вот типичная картина. Не буду говорить где – это происходит почти везде одновременно. Появляется новый чиновник от науки. Собирает очередной элитный Ученый Совет.

- Товарищи ученые! Вы все хотите делать свою науку. А нас не ваша наука интересует. Вы должны зарабатывать для нас деньги!

Создавать доходные коммерческие предприятия по вашим достижениям. Чтобы перед нами отчитаться за каждую копейку. Это наша работа, вас проверять. Чтобы ни одна копейка не пропала! Вы знаете, как нас проверяют! А деньги все равно пропадают неизвестно куда.

А если бы были от вас доходы, то мы бы и зарплату вам стали платить приличную, не хуже, чем московским дворникам.

Зачем вас учили? За что ваши ученые степени? Чтобы вы могли для нас заработать!

Сорос – тоже умный человек! Но он смог заработать! Билл Гейтс – смог заработать! Значит, и вы можете!

Кто-то съязвил: «Может быть, уволить нас и пригласить Сороса или Билла Гейтса. На две зарплаты дворника»

-  Мы увольняем. Со степенями увольняем. Если нет отдачи. И на работу берем молодых энергичных менеджеров. От них есть отдача. Они закрыли 5 лабораторий и сдали помещения в аренду. Это принесло прибыль.

После этого мы смогли дать серьезные научные премии нашим администраторам. Одна из них написала научную работу. Об улучшении экологии после ликвидации промышленных предприятий. Она получила двести тысяч! Долларов! А вы здесь так и будете прозябать за 250 долларов в месяц!

Все! Вопросов не будет! Работайте!

 

Кому-то и вправду, после всего, захочется хорошо заработать. Только не для этого «большого начальника от науки». Если уж делаться Соросом, то зарабатывать лично для себя.

Такие ученые тоже есть. Борис Абрамович Березовский. Математик. Сумел очень хорошо заработать. Не для начальника, а для себя. И зарплата дворника его почему-то не соблазняет. А математик ли он сейчас? Докажет ли новую фундаментальную теорему? Ему теперь нужно другую задачу решать. Чтобы деньги работали на что-то стоящее тех усилий, которые затрачены на их добывание. И не такая это простая задача…

А большинству ученых нечем оправдать свой научный подвиг. Нет причин идти к Бездне, где между тобой и Богом никого нет. Или, по крайней мере официальная «наука» в этом точно не поможет.

 Правда, остается простая игра. Один доит козла, а другой для молока подставляет дырявое ведро (шутка Э. Канта). Все при деле.

Конечно, я несколько сгустил краски. У американцев, у англичан, у немцев абсурд еще не такой полный. Там абсурд тоньше. Но суть его та же!

Наука потеряла этику. Появились «без-этичные» науки – экономика, кибернетика. Да, кибернетика. Я это как профессионал говорю. Кибернетика своей этики создать не могла. Это прекрасно понимал и сам основатель кибернетики Н. Винер. Вспомните его притчу об обезьяньей лапке!

Наука основывается не на подвижниках, а на поденщиках. Не познает Бога, а зарабатывает на исполнении заказов.

Квантовая механика появилась в 19 столетии и в ней масса нерешенных проблем. В течение всего 20-го не появилось ни одного равноценного ей научного достижения в фундаментальной науке.  Фундаментальную науку пока еще изучают, но продвигать ее уже некому.

 Подвижники есть. Новые идеи, ошеломляющие гипотезы, сенсационные эксперименты – все это есть. Но это не вызывает интереса. Территория науки поделена. У каждого свой участок в 6 соток. Кого интересует, что делается у соседей? Кого интересует целина? Каждый копает на своем участке.

Появляется новое достижение. На моем участке? Тогда это мое. Я предсказал, я предвидел, я опубликовал, со мной советовались, со мной согласовывали, делали на моей установке, с моими приборами. Не на моем участке? На целине? Нет, я этим не интересуюсь. Я не в теме. Мне этого знать не надо. Пусть ваш подвижник где-нибудь сам создает себе аудиторию, школу и финансирование. Но не на моем участке.

В технике чуть лучше, но та же картина.

Для того, чтобы перейти от винтовых самолетов к реактивным и к космическим полетам достаточно было 20 лет в середине 20-го столетия. Столько же понадобилось в 70-х годах для перехода от болтов с обычным шлицом к болтам с крестообразным и для установки мониторов видеотрансляции в пассажирские авиакресла.  Область, которая считается технологическим прорывом, компьютерная техника, просто наращивает скорости процессора. Новые задачи для компьютеров не ставятся, идет «украшение» давно решенных задач.

Что же произошло?

Наука потеряла свою духовную основу, научную этику. В современном мире это произошло по причине отделения науки от религиозной духовности. А это, в свою очередь, связано с потерей религиозного мироощущения в секуляризованном, обезбоженном мире.

 

Такого не было во время римско-католической Европы. Какой же вредитель подточил корни такого великолепного и плодоносного дерева?

 

Церковная бюрократия. Чиновник против Бога.

 

Как бы ни был великолепен римско-католический проект, он сам в себе содержал источник собственной гибели. Церковь шаг за шагом осваивала технологию защиты людей от произвола власти. Это достигалось ее высоким авторитетом. А авторитет строился на высокой компетентности в области образования, науки и медицины. Церковь предлагала развитую мировоззренческую систему, основанную на христианско-католическом миропонимании. Эта система предоставляла достаточно места для религиозного подвижничества. Видом религиозного подвижничества было подвижничество в науке. Развитие науки приводило к новым технологиям. Новые технологии – к продвинутым видам оружия. Качественно новое оружие и высокий уровень образования, мировоззренческой и теологической компетентности провели римско-католическую цивилизацию к позиции мирового лидера, оставив позади другие цивилизационные проекты, в частности арабско-мусульманский, турецко-османский, и, в конце концов, русско-ордынский.

Только одно слабое место. Все под контролем церкви. А кто контролирует церковь? Сама себя. Через иерархию церковных чиновников. А над ними римский папа. А он непогрешим.  Над ним только Бог.

А если не Бог?..

 Кто сомневается в папе, того ждет костер инквизиции! А если он правильно сомневается? Где способ скорректировать ошибку непогрешимого папы? А за этой ошибкой ведь потянется, шаг за шагом, и вся церковь.

Как же? А подвижники, а святые?  Можно ли заставить их замолчать?

Можно. И с помощью совершенно нехитрого приема. Святость не признается при жизни подвижника. Только после его смерти происходит длительный процесс канонизации. И лишь потом, с позволения церкви, становится разрешено считать подвижника святым. Люди приходят поклониться его мощам. Останкам тела, в которых уже нет души. И, чтобы поддержать их веру, святой и после смерти оказывает чудесную поддержку.

 

- А где же вы были, когда святой был еще жив? Тогда-то его помощь была бы более понятной и более действенной. Он бы говорил с вами, и вы бы его поняли.

- Но тогда он еще не был святым. Он был никому не известным подвижником. Да и как его слушать? А вдруг он на папу что-то наговорит, или на кардинала? А вдруг скажет что-нибудь не то?

- Конечно, скажет. Иоанн Креститель тоже говорил не то. Пришлось голову отсечь и принести на блюде. И Христос говорил не то. Пришлось распять. Но только Бог был с ними, и говорили они от Бога и ради Бога. Где же вера ваша!

- Кто верует, тот служит в церкви и должность имеет. И должностную инструкцию исполняет. Он скажет, что ему по инструкции положено. А мы церкви верим. И исполняем, что говорят. Святой может быть только после смерти. Тогда ему и поклоняемся.

 

Гениально просто. Иоанн Креститель мог сказать про царя не то. Пока был жив. А потом его и святым можно объявить. Больше ведь ничего не скажет…

 

И так, шаг за шагом в церковную идеологию вползает короед безответственности, карьеризма и властных амбиций. 

Подвижники неизвестно где, их никто не видит и не слышит. Святые мертвы, и потому они молчат. А чиновники – вот они! Они и представляют Бога!

А нужно ли быть подвижником, чтобы сделать церковную карьеру? Нет, не требуется. Нужно угодить вышестоящим чиновникам. Оказать какую-нибудь особую услугу. Быть исполнительным и послушным, до определенного момента. Говорить правильные слова. Одному ведь Богу известно, что у вас на душе. А вышестоящий чиновник, он ведь тоже не подвижник.

 

Происходит процесс сращивания феодальной и церковной власти.

Происходит процесс обезбоживания церкви. Теперь не нужно быть не только подвижником, но и искренне верующим человеком, чтобы сделать церковную карьеру. Более того, верующиму в церкви не доверяют. Вдруг чего выкинет.

 

И снова гениально простое решение. Не вера, а послушание вышестоящему чиновнику - основа католической церковной практики.

Величайшая ценность христианской этики – смирение. Уступка личных амбиций здравому смыслу, Божьей Воле, доброжелательной критике со стороны.

Гордыня – противоположность смирению. Быть неадекватно высокого мнения о себе. Заботиться о собственной важности. Потакать амбициям.

Напротив, послушание Богу – развитие духовного слуха, работа по осуществлению прямой Божьей Воли, осознанной через веру.

А трудно ли подменить здравый смысл – указанием церковного чиновника? Божью волю подменить определенным церковным догматом, статьей какой-нибудь грамоты. А послушание Божьей Воле подменить послушанием старшему по чину! Он ведь от церкви, а, значит, от Бога поставлен?

Это ведь проще чем развивать духовный слух, чем предстоять Богу и ответственно действовать по Его воле.

Очень похоже на смирение. Но это не смирение вовсе. Это карьеризм. Одно из проявлений гордыни! Через покорность старшим достигнуть более высокого положения, и самому повелевать!

Знают ли люди, что такая подмена понятий – обман? Конечно, они это чувствуют, но… Кому-то все равно, кому-то думать лень, кто-то считает, что все равно без него решат, и нечего возмущаться.  А большинство старается не замечать, потому что боятся костра Инквизиции.

Им и не положено иметь и, тем более, выражать свое мнение.

И главное. Как говорил Фуше, хуже преступления может быть только ошибка. Чиновничья иерархия производит отрицательный отбор кадров. Кого хочет чиновник иметь в подчинении? Сильного, умного, непредсказуемого, эффективного, готового в любой момент занять его начальственное место? Или слабого, туповатого, необразованного, некомпетентного, предсказуемого, единственное  достоинство которого – преданность и исполнительность?

 

Поэтому «процесс идет». Университеты и больницы отпадают от церкви и отходят под опеку короны.  Наука и медицина становятся светскими. Почему ученые не сопротивляются этому? Потому, что наука все еще остается территорией духовного подвига, а церковь все больше становится чиновничьей, то есть бездуховной и безбожной организацией.

 

Возникает трещина между наукой и религией. Чтобы дистанцироваться от церковных чиновников, ученые перестают говорить о Боге.

Фридрих Ницше, видя эту церковную проблему, с ужасом констатирует: «Бог умер». Его уже почти нет в церкви. О Нем предпочитает молчать наука. Он остается только в обрядах. И только немногие, тщательно спрятанные от людей, верующие, подвижники, молятся и активно взаимодействуют с Ним. Они начинают свою молитву словами «Жив Господь!». За ними церковные чиновники наблюдают, но до времени их прячут и замалчивают. А после их смерти начинают процесс канонизации, и объявляют святыми. А у мощей организуют паломничества. А как же иначе? Чтобы приготовить рагу из зайца, нужно иметь хотя бы кошку.

 

Легенда о великом Инквизиторе.

 

Федор Достоевский в «Братьях Карамазовых» находит драматичную иллюстрацию этой проблемы. Верующие христиане ждут второго пришествия Христа. Сам Христос говорит «Се, приду яко тать в нощи». Неожиданно. А будете ли вы готовы?

И вот, однажды инквизиция наталкивается на проповедника, который говорит «не то». Его сначала хотят обвинить как простого еретика или колдуна, но «не выходит». Он великолепно разбирается в глубоких религиозных вопросах. И не кается. Вопрос сложный. Для его решения обвиняемого приводят к самому Великому Инквизитору.

Великий Инквизитор – глубоко верующий человек. Он силен в молитве. И «узнает» арестованного. Без всяких сомнений, перед ним Сам Иисус Христос. Для верующего человека такая встреча – большой подарок. Великий Инквизитор много и с жаром говорит с Иисусом, советуется с ним. Говорит с любовью и почтением.

Но, в конце, концов, Великий Инквизитор должен огорчить своего Бога и Учителя. Христу сейчас нет места в церкви. Он нарушит гармонию того порядка, который так изобретательно, и с таким трудом построен церковными чиновниками. Христос будет говорить «не то». Это нарушит хрупкое равновесие сил. Конечно, Иисус нужен церкви. Он ее Основа. Но Он не нужен церкви живым.

Поэтому, как и в евангельские времена, Иисуса придется обвинить в ереси и казнить. Но на этот раз не на Кресте. После Креста Он мог бы и воскреснуть. А вот после костра, из пепла, пока еще никто не воскресал.

 

Эта мысль ошеломляет. Как евангельский Христос относился к религиозным лицемерам, фарисеям и книжникам? «Оцеживающим комара». «увеличивающим воскрылия своих  одежд», молящимся напоказ, торгующим в храме? Обличал с негодованием! Называл «порождением ехидниным». А однажды, сделав бич из веревок, бичом стал изгонять из Храма торгующих там. Изменил бы он Свое отношение к ним только из-за того, что в храме находятся Его иконы. Или стал бы еще более взыскательным?

Ответ очевиден. Поэтому Иисусу Христу уже нет места в римско- католической церкви.

 

Католик ли Достоевский? Католики ли братья Карамазовы? Они православные. Почему тогда их волнует этот вопрос? Да потому, что, приняв проект «Третий Рим» уже русская церковь волей-неволей пошла по стопам римско-католического проекта. И это ее большая проблема.

 

Давайте представим себе, что в далекой деревне Назаретовка Галилейской области, в семье плотника, родился мальчик. Об этом прознали богатые астрологи, «волхвы» с Востока. Они занимались рискованным бизнесом, таким как инвестиции и торговля недвижимостью. В этом бизнесе нужна удача. Поэтому «волхвы» вкладывали большие деньги в амулеты, обереги и прочие артефакты. Они изучили астрологию, чтобы выбирать удачное время для совершения сделок. Их бизнес, и правда, был успешным.

А по астрологическим расчетам выяснилось, что если они приедут в Назаретовку и отдадут почести новорожденному Младенцу, то их ждет большая удача в делах. Недолго посовещавшись, сели на свои мерседесы, закурили «Camel» и поехали.

 Родители Мальчика, Мария и Иосиф Давыдовы радушно их встретили. Волхвы посоветовали попутешествовать и показать Мальчику мир. Удача – вещь важная, скупиться на подарки не стали. Бумажных долларов много не дарили – тяжелые, «руку оторвешь». И таможня не пропустит.  Драгоценности, редкости, камушки, элитные духи и благовония. Это на себе провозить можно.

И побывало семейство Давыдовых в Египте, на пирамидах, где мудрые копты учили мальчика. Потом они жили на Тибете, у монахов-целителей, потом в католическом монастыре во Франции, где учились внутренней Тишине, потом в русском монастыре в Америке, где Его учили православной традиции. И, наконец, они вернулись домой, в Назаретовку.

И все дивились, откуда у Юноши такая, не по годам, мудрость и сила. А прозорливый старец Иван, который всех в реку Истру-Иордан окунал и велел каяться, изумленно сказал, что Он и есть Тот самый Христос, второе пришествие которого обещано в Писаниях.

 

И вот приходит Христос в церковь, в Московскую патриархию. Кто его там ждет?

 А, верующий, значит, раб божий! Ну, иди, раб божий, в послушание. Полы мыть, батюшке на стол накрывать. А в семинарию тебе нельзя. В семинарию у нас дети священников поступают. Были случаи, когда из мира, кандидаты и доктора наук, полковники и майоры приходили, ну, мы их тоже берем, для назидания. Но сана священнического им никто не дает. В дьяконах оставляют. Как Андрея Кураева. А то вдруг «не то» скажут.

 И, умора, у нас в семинарии, образование какое? Среднее.  Среднее специальное. Мы еще церковнославянский язык изучаем, и Четьи-Минеи.   Это в какой день какая служба.

 А у них образование - высшее, и ученые степени. А мы их изложение писать заставляем, подлежащее одной чертой подчеркивать аккуратно, а сказуемое – двумя. Они спрашивают – на кой этот маразм? А мы говорим – послушанию учиться надо. Не свою ученость показывать, а старших по чину уважать. Так что, дорогой Юноша, поживешь в послушниках лет десять, а потом тебя и в трудники переведем. А к старости, гладишь, и монахом станешь. Коров будешь доить. Зато и в храме петь, и облачение тебе будет положено.

А покажешь себя преданным служащим, тогда тебя, может, и заметят.

А теперь – на колени, под благословение, руку целовать и шагом марш на кухню. Видишь, у меня тут закуска кончилась. Нарежь там осетринки. И хренку положи. Себе не брать! Не положено. Вот будешь священником, тогда. Посуду помой. И пусть повариха тебе скажет, что еще делать надо. Какое жалованье! Ты господу Богу служишь, и Православной церкви. Неси, неси! Мне ждать не положено!

 

Таким ли будет рождество Христа во Второе Пришествие? Пойдет ли он к церковному чиновнику в прислужники? Будет ли делать долгую церковную карьеру?

Нет, наверное, у Него другие пути.

 

Вернемся к римско-католическому цивилизационному проекту. Итак церковь, не имеющая над собой контроля, обезбоживается, становится бюрократической, чиновной организацией, из которой постепенно вытесняются верующие, подвижники, и просто умные, энергичные и одаренные люди, а святые почитаются только после их смерти.

Областью подвижничества все еще остается наука, но из нее исчезает прямое обращение к Богу, чтобы отделить территорию научных знаний от территории церковной бюрократии.

Однако большинство ученых, по крайней мере, из тех, кто совершает фундаментальные продвижения, подвижники и верующие люди.

Известно изречение Резерфорда: «Первый глоток из чаши естественных наук ведет человека и атеизму. Но на дне сосуда находится Бог».

Альберт Эйнштейн любил говорить: «Господь Бог изощрен, но не злонамерен».

 

Протестантизм. Приход в сознание, но еще не выздоровление.

 

Начинается смутно осознаваемый процесс сопротивления церковному обману. Одновременно усиливается и работа инквизиции. Страх репрессий удерживает от протеста. Но это равновесие хрупко.

Появляется движение религиозного протестантизма. От католической церкви откалываются «протестанты» - лютеране, гугеноты, кальвинисты, баптисты.

Основа протеста – протест против чиновной организации церкви. Церковные чиновники, разрабатывая свой цивилизационный проект, все дальше и дальше уходят от начал христианства, от Евангелия. Верующие люди начинают переводить Евангелие с латыни на свои национальные языки – и обнаруживают явное несоответствие учения Христа и его апостолов с церковной традицией.

  Открывая Евангелие, протестанты находят там, что ни Христос, ни его Апостолы никакой чиновной иерархии в Церкви не основывали, никаких таинств типа «рукоположения чиновников» не предполагали.

Роль епископа – в уходе за церковным имуществом, и «начальника над столами» - то есть, он, как официант, разносит еду и вино во время агап -совместных трапез. Епископ, по-нашему, завхоз и официант. Рекомендаций по безбрачию епископов нет. Сказано, должен быть «одной жены муж», вероятно, не должен быть многоженцем. Никакой святости сана, ни кардинала, ни архиерея, ни иерея, ни папы, нет ни у Иисуса, ни у апостолов. Впрочем, по мере того, как апостолы стареют, им в помощь назначаются молодые помощники – диаконы. После смерти апостолов диаконы продолжают завещанные им дела и пользуются высоким уважением. Но диаконы в чиновной церкви – низший чин.

Еще есть «пресвитеры». Это люди, назначенные для руководства богослужением. Это достойные, уважаемые люди, обладающие хорошо поставленным голосом, чувствующие музыкальную гармонию, умеющие руководить церковным хором. Почетная роль, похожая на роль дирижера в оркестре.

И все. Больше никаких чиновников. Никаких должностных лиц. Никаких ритуальных облачений. Никаких привилегий. Все верующие равны. Евангелие говорит - священство было до Христа. После Христа все христиане – царствующее священство.

 

Протестанты образуют свою церковь. Она может быть различной в разных направлениях протестантизма, но характерны следующие общие черты.

Управляющий имуществом (епископ) и ведущий богослужение (пресвитер) наемные служащие или осуществляющие добровольные служение, которые могут быть, по требованию прихожан, уволены за несоответствие и заменены более достойными. Могут быть и другие служащие, если этого требуют дела прихода. Никаких богато убранных храмов. Обычные дома для собраний и школьных занятий. Никаких облачений. Обычная скромная светская одежда.

Проповеди не читает специально поставленный священник. Проповедниками являются все, или почти все, прихожане, по очереди.

Проповедник начинает с чтения отрывка их Священного Писания, выражает свое понимание, осмысление прочитанного. Затем ведет молитву. Те, кто поддерживает его, произносят различные молитвенные возгласы. Те, кто не поддерживают – молчат. Проповедник чувствует, как люди принимают его проповедь и молитву. Обычно проповедь завершается повторением прочитанного отрывка.

 Затем поется какой-нибудь церковный гимн, или псалом. Это снятие напряжения, отдых.

Потом приступает следующий проповедник. И так далее. В конце служения – молитвы о «нуждах» и о благословении следующей встречи. Нужды – болен ребенок или кто-то из членов семьи, нужна помощь по восстановлению разрушенного дома, и.т.д. Часто молитва о нуждах завершается сбором средств на какие-то общие цели или на помощь в чьей-то беде.

Протестантов жестоко преследуют. Горят костры. Но их становится все больше. Возникает вооруженное противостояние католиков и протестантов. Хорошо известна Варфоломеевская ночь их массового истребления во Франции.

Напряжение снимается массовой эмиграцией протестантов-евангелистов в Америку. Там они организуют свои религиозные общины на новых суверенных территориях.

Наступает относительное затишье, пока не вмешиваются чисто природные силы.

 

Европа в период ее начального освоения выходцами из Азии, почти  сплошь покрыта лесами. Сохранилось название «Большое Беловержье». Изначально освоено только морское побережье Европы.

В процессе заселения континента леса вырубаются, выжигаются, корчуются. Вдоволь топлива. Топятся бани, горят камины. Любимое блюдо – курица на вертеле, в очаге камина. Но, чем больше лесов вырубается, тем меньше их остается. И, в один прекрасный момент, лесов становится вдруг уже недостаточно. Они кончаются. Дворяне – феодалы вынуждены ограничивать порубку лесов. Топлива не хватает. Бани – по большим праздникам. Общие. Отопление практически прекращается, благо климат теплый. Ограничено топливо, даже на приготовление еды. Входят в употребления всевозможные «затирки» - еда холодного приготовления.

Дворяне, ограничивая подданных в топливе, сами должны подавать пример экономии. В употребление входят всевозможные пудры и благовония, отбивающие запах немытого тела и конского пота.

А в городах осваивают каменный уголь. Строятся котельные, бани, горячее водоснабжение. Горожане (буржуа) чистенькие, белые, в выстиранной светлой одежде, благоухают. А благородные дворяне, осыпанные фамильными драгоценностями, слуги церкви и короля – в пудре, с запахами конского пота и месяцами не бывающие в бане. Горожане чувствуют себя не менее достойными, чем дворяне. Вспомним, что ритуальная гигиена христиан – водные процедуры и чистая одежда. 

Начинается Фронда – горожане выступают против феодальных порядков и церкви, которая их освящает. Это уже не протестанты, требующие очищения веры и возврату к христианским нормам жизни. Это бунтари, революционеры. Они, в конце концов, и завешают римско-католический цивилизационный проект.

Возникает Новая Европа – Европа революций, республик, демократий, разваливающихся империй и конституционных монархий, Европа Прав человека и гражданина, Европа капитализма, коммунизма, фашизма, и, наконец, потребительского общества.

 

Но во всей этой Новой Европе присутствует, в глубине души каждого европейца, архетип римско-католического сознания. Он в стремлении к единомыслию и к единоверию. Он в признании за одними только западноевропейцами прав на цивилизацию, культуру, и на историю. Он в принципах «политкорректности», в которых, вместо искренней симпатии, принято, с лицемерной улыбкой подбирая выражения, скрывать тайное чувство превосходства и тайную ненависть.

Он в том, что можно бомбить Югославию, потому, что сербы – это славяне, «Slaves» - рабы. Он в том, что можно бомбить Ирак, потому, что мусульмане – верующие люди, а значит, неумные, доверчивые и неполноценные. Он в том, что, называя себя христианами и верующими, европейцы не признают ни подвижничества, ни святости, предпочитая этому законопослушность, благополучие и добропорядочность. Он в принципах гуманизма, в которых обожествляется несовершенная человеческая природа. Он в «правах человека», тонко продекларированных хитроумными отцами иезуитами. Он в религиозном движении экуменизма, пытающегося объединить христианские исповедания (конфессии) на принципах все той же политкорректности.

И, в конце концов, этот архетип   в тайном обезбоживании, секуляризации сознания, в потере чувства благодарности к Творцу, в отсутствии интереса к Его творению. И потому западноевропейцу обычно не интересно, как вещь устроена, и какими Божьими силами она действует. Ему нужно знать, как пользоваться, где купить, сколько заплатить, и как открывается упаковка.

Это деградация. Это болезнь. Если ее не вылечить, то это медленная смерть на теплой и мягкой постели.

Что может быть лекарством? Другие архетипы сознания. Где их взять? Там, где они есть. В Истории. В многократно переписанной, перекроенной, мифологизированной, и часто несправедливо очерненной Истории. Их нужно поднять, очистить и осмыслить, но не идеализировать, а найти адекватное для нашего времени решение.

 

Распад Орды.

 

Человек быстро привыкает к хорошему. Эту фразу любят повторять наркоманы. С горьким юмором.

  Завершились планы Орды по объединению известного мира. Люди привыкли к защищенности. Недопустим, и теперь уже и немыслим, обман. Христиане (крестьяне) пашут землю. Мусульмане пасут скот.

Над всем этим церкви и князья. Обеспечивают порядок, безопасность и власть. Церкви учат, печатают книги, лечат больных, помогают бедным, дают приют инокам и подвижникам. У князей – дружины. Над всем этим ордынский хан, который следит за соблюдением Ясы и пресекает ее нарушения. Хана избирает Орда – элитный воинский союз. Воины-ордынцы заботятся о почитании Бога, об охране человеческой жизни, о взаимном доверии, о недопустимости обмана и клеветы, о строительстве инфраструктуры.

Многочисленные купцы-путешественники развозят товары от производителей к потребителям.  В ходу долговые обязательства и бумажные деньги. Марко Поло показывал бумажные деньги венецианским купцам. Те смеялись и сожгли их, показывая, что золото не горит. И удивились, что на сожженные деньги все равно можно приобрести договоренный товар. Сгорела бумага, а обязательство не горит. Потому, что обман не недопустим.

 

Но есть проблема. Войско без военных действий слабеет. Нет войн, нет проблем, нет места подвигу. А подданные начинают роптать. Почему мы вместе с мусульманам? Мы христиане. У нас другие традиции. Дань платить. А на что пойдет эта дань? Войн нет. Зачем содержать войско? Хозяйство у нас и у мусульман-татар разное. Мы в лесах живем, в холоде и сырости, а они в степях скот пасут, в тепле, только воды им недостает. А купцы-торговцы все, что надо, нам от них привезут, а от нас к ним. Серебра и золота у нас много. Через нас все торговые пути проходят. От китайцев идет шелк и чай, от европейцев – серебро и металлы.

Зачем нам с татарами общее войско? Своим обойдемся. А они - своим. Друг с другом воевать не будем – мы же все по одному закону живем. Обозначим границы. Нам их пастбищных степей не надо, а им нечего делать в наших лесах. А будут общие враги – тогда и объединим войска… Только где они, общие враги? Нет их. Ну, фряги (католики) на Чудском озере хвост подняли. А мы их на тонкий лед загнали и в озере потопили. И, кстати, своими силами, без татар. Теперь уж долго не сунутся. Да и что им здесь надо, фрягам? У нас холодно, а они к теплу привыкли. Зимой не топят. Что для нас хорошо, то для фрягов – смерть. Не полезут они сюда. Ничего им здесь не надо.

Так рассуждают русские. Похожим образом рассуждают узбеки. И тюрки – османы (акад. Фоменко их называет словом, близким к русскому слову оттоманы или атаманы). И китайцы. И Багдад. И никому нет дела, до того, что происходит в ставке Орды. А там происходят не очень приятные вещи. Интриги и женское правление. В итоге Орда становится чем-то вроде СНГ. Конфедерация без сильной центральной власти. Ордынские законы забываются.

В отколовшихся частях начинается опробование новых порядков. Перестает поступать ордынская дань.

Но ведь без дани Орда умрет! Это пока еще Орда очень богата. А без дани Орду ждет медленная смерть. В том – то и дело, что медленная. Очень медленная. На ближайший десяток лет всего хватает… Нужно, конечно вернуть старые порядки. Но особенно спешить незачем.

Пошли с небольшим отрядом на Москву. А там непокорный князь Дмитрий Донской войско выставил. И не дружину какую-то, а ополчение. Отбился. Пришлось отойти. Ну, не затевать же большую войну!  Свои же, русские, ордынцы. Соберем другой поход. Опять русское войско. Встретились на реке Угре. Постояли. Еще постояли. Не воевать же со своими. Может быть, еще одумаются. Отошли.

Впрочем Бушков нашел и более драматичное толкование.

  « Слово - Андрею Лызлову!

"Беззаконный царь (Ахмат - А.Б.), не в силах срамоты своей терпеть, в лето 1480-е собрал немалую силу: царевичей, и улан, и мурз, и князей,  и скороустремнтельно пришел к Российским рубежам. В Орде же своей  оставил только тех, кто не мог оружием владеть... Великий князь же, посоветовавшись с боярами, решил совершить благое дело. Ведая, что в Большой  Орде, откуда пришел царь, вовсе не осталось воинства, тайно послал свое многочисленное войско в Большую Орду, к жилищам поганых. Во главе стояли служилый царь Уродовлег Городецкий и князь Гвоздев, воевода звенигородский.

Царь же не ведал о том.

Они, в лодьях по Волге приплыв в Орду, увидели,  что  воинских  людей там нет, а есть только женский пол, старики и отроки. И взялись  пленить и опустошать, жен и детей поганых немилосердно смерти  предавая,  жилища их зажигая. И, конечно, могли бы всех до одного перебить.

 Но мурза Обляз Сильный, слуга Городецкого, пошептал своему царю,  говоря: "О царь! Нелепо было бы великое сие царство до конца опустошить  и разорить, ведь отсюда и ты сам родом, и мы все, и здесь - отчизна  наша. Уйдем же отсюда, и без того довольно разорения  устроили,  и  Бог  может

прогневаться на нас".

Так достославное православное воинство возвратилось из Орды и  пришло к Москве с великой победою, имея с собой множество добычи и немалый  полон. Царь же, узнав обо всем этом, в тот же час отступил от Угры и побежал в Орду".

Каково?! Для этого, надо полагать, русская сторона и затянула переговоры - пока Ахмат долго пытался добиться своих, уже неизвестных нам  целей, делая уступку за уступкой, русские войска по Волге приплыли в  столицу Ахмата и рубили там женщин, детей и стариков, пока у командиров  не проснулось что-то вроде совести.»

 

А дань все не поступает. И странные вопросы задает Александр Бушков. Куда делись богатства великой Орды. Куда делись многочисленные трофеи? И следов нет.

Куда деваются деньги, если перестают платить зарплату? Куда делось золото Партии? Где трофеи Советского Союза в Великой Отечественной Войне?

Недешевое это дело, содержать Ханскую ставку. И непростое дело сохранять богатства, когда слабеет власть. Богатство быстро растрачивается, когда его не пополняют. Орда догорала, как свеча. Ее никто не захватывал и не завоевывал. Ее просто перестали поддерживать. А воины Орды, как верующие люди, не стали силой добиваться этой, необходимой поддержки…

 Остались только суверенные наследники ордынской идеи. Это дружественные союзные государства. Пока еще дружественные. Пока еще союзные. Но это совсем еще не конец истории. У них нет главного – сильного связующего центра. У них нет центра, контролирующего соблюдение закона Правды. Предполагается, что он и не нужен. Давно уже нет ни нарушений, ни наказаний. Все отзывчивы, никто не обманывает. Так оно само собой и будет дальше. Навсегда. Много поколений так было. Значит, и не может быть иначе.

 

Крепостное право.

 

Орда ослабла. Орда распадается. Ханская ставка еще жива. Туда по-прежнему ездят за ярлыками на княжение. Но вот закон Ясы перестает, понемногу, работать. Инфраструктура цела. Дороги поддерживаются. Но появляется новый персонаж. Разбойник с большой дороги.

- Как? Разбой на дороге – это же злоупотребление доверием путников! Это же нарушение закона Ясы! Да за это же…

 - А кто «за это же»? Татарин из Орды? Так его же прогнали! А князь отродясь такими делами не занимался.

- Значит, идти ко князю! У него же дружина! Он наведет порядок!

- Дружина мала, да и с разбойниками разбираться не умеет. Тут на каждой версте нужно человека поставить. И не одного.

- Тогда специальных людей нужно, обученных против разбойников. Такой человек называется болярин.

- А что, болярин детей бросит, хлеба сеять не будет, а тебе против разбойников воевать пойдет? А коли разбойник покалечит его, то что, твоему болярину по дворам, милостыню Христа ради просить?

- Оброк ему платить будем. Дань малую. Сможет и без хозяйства прожить.

- А дом ему надо содержать? Или будет спать на улице?

-  И с домом поможем. Не постыдится болярин своей для нас службы.

- А кто в боляре запишется? Я не пойду. У меня хозяйство. И дети малые. Может тебе пойти?

- И я не пойду. У нашего крестьянина и снега зимой не допросишься. А тут оброк. Ходить по дворам и просить – подайте, чтобы умереть для вашей безопасности. Нет, другого ищите.

- Пойдем ко князю, пусть он болярина даст, из дружинников.

- Не даст. Все просят, а дружинников мало.

 

Пока идут такие разговоры, грабежи продолжаются. Грабят на дорогах. Грабят дома и крестьянские подворья. Грабят мастерские. Грабят уже в городах. Орды уже нет. Князь не справляется. А пока нет отпора, разбойнички продолжают шалить.

Выхода всего два.

Первый. Крестьянам самим вооружиться и вспомнить подзабытые ордынские традиции. Выбрать хана – после отпадения от Орды это уже плохое слово - стали называть «атаман». По Фоменко, напомню, – турецкий вариант этого слова «оттоман» или «осман». И действовать по его приказу. Выследить разбойничков, окружить, изловить и разобраться с ними. Кого повесить, с кого слово взять, а кого и к делу пристроить.

А если есть атаман, то нужен ли князь? Согласится ли князь на присутствие другой суверенной силы? Ой, не всегда согласится! Только когда сам не справляется.

Поэтому такое решение характерно для окраин. Они-то и будут долгое время значиться как «земли казачьей Орды». Выбранные боевые атаманы образуют свою иерархию.

 Куренной, кошевой, станичный атаман. Атаманов выбирают.

К ним полное доверие. Чиновной структуры нет. Но нет и «разделения труда». Одни и те же люди обрабатывают землю и ее защищают. Трудно делать хорошо два дела сразу. Этого, может быть, и хватит против разбойничков, а для серьезной войны мало – против пушек, не говоря о танках и самолетах.

         Второй выход – болярское сословие. Назначить ответственного за безопасность. Болярина. Болярина нужно содержать. Это недешевое удовольствие. Крестьяне, мастеровые – платить болярину не хотят. Их нужно обязать. Оброк от слова обречь. Обречены платить. Не этому болярину, так другому. А кто не платит, остается без защиты. Слово «крепость» означает защиту.

Принимается закон о праве крестьянина на защиту. Крепостное право. Теперь каждому крестьянину князь дает защитника. А крестьянин должен платить своему защитнику оброк. И по дому помогать. Потом это назовут «барщина». А если князь дает защитника, то болярин – слуга князя. И князю тоже часть оброка причитается. Возникает иерархия. Боляре большие и меньшие, и все слуги князя. А кто больший болярин? К кому больше крестьян пришло за защитой.

Парадокс в том, что по изначальному замыслу крепостного права свободен во всем как раз крестьянин. Крестьянин сам выбирает себе болярина для защиты, крепенького, здоровенького, смышленого. А болярин и князя слушать должен, и крестьянина. А что не так, тогда или крестьянин платить оброк не станет, или князь ему замену найдет. Болярин полностью в зависимом положении.

Кроме одного. Крестьянин безоружен. Оружие - у болярина. А это значит, крестьянин не имеет реального суверенитета. Болярин может пригрозить оружием. А на болярина управу найти не так легко.

 

Совсем не так у казаков. Казак вооружен. Атаман всего лишь первый среди равных. Власть атамана реально ограничена. А у болярина она ограничена только по закону. А «злого татарина» для защиты закона - нет. Закон почти ничего не значит, если некому его защищать.

Вот уже и появились первые признаки римско-католической идеологии. Болярин сам себя контролирует, а крестьянин полностью в зависимом положении. И очень скоро назначат только один день в году, Юрьев день, для перехода от болярина к болярину. А потом и его отменят. А потом болярин уже станет боярином. А боярин – барином. А барину – крестьянин должен будет в пояс кланяться. И барин уже может продавать и покупать крестьян (христиан!), как товар. Женить и разводить. 

И когда-то свободное ордынское сообщество расколется на три сословия: боярское (барское, потом дворянское), подлое (крестьянское, христианское) и сословие священнослужителей (попов). Но к этому еще долгий путь…

Вдумайтесь в кощунственное словосочетание: крестьянин (христианин) зависимого (подлого) звания. Подлость и христианство в одном флаконе.

Как это могло такое случиться в бывшей сильной и свободной Орде? Где каждый чувствовал себя защищенным? Где был немыслим обман?

И как сама Орда могла быть после этого названа «иноземным игом диких и злых татаровей».

         Но у Истории своя логика.

 

Царский титул.

 

         Орды нет. Точнее, еще есть, но она уже ничего не решает. А у людей сохраняются остатки ордынской идеологии, архетипы ордынского сознания.

Не в силе Бог, а в Правде! Князь – это только сила. Правда – это Орда. За Правдой князь ездит в Орду. По Правде получает ярлык на княжение. Орда не даст ярлык недостойному.

         Какое препятствие для князя, фактически не в чем уже не зависящего от Орды. Нужно освятить свою власть как-нибудь иначе. Нужно что-то предложить взамен. А какое же благословение может быть соизмеримо с Ордынским?

         Мы кто? Христиане. Не бусурмены, как татары. Но не католические, а ордынские, православные, христиане.

А есть ли другие христиане, не католики? Есть. Какие? Греки! Византийцы!

Византия, их царство, уже захвачена турками. Большинство византийцев обратились в ислам. Теперь они такие же ордынцы, как турки. А значит православные. И среди них есть христиане. Их осталось немного.  Слишком многие приняли ислам. Но они есть! И патриарх у них остался. Вселенский. А павшая Византия – это Второй Рим!

 Они сейчас входят в содружество ордынских религий. Значит, византийцы, не принявшие турецкий ислам - тоже православные христиане.

Их мало. Они слабы. Они зависимы. Но у них благословение Второго Рима и Вселенского Патриарха. Приняв такое благословение, мы и от фрягов, католиков и от Орды не будем зависеть. А Орда станет почти целиком мусульманской. Мы – христиане. Они – мусульмане. Почему должны быть вместе?

Но для этого нужно освятить новую христианскую власть. Византия побеждена. Объявить себя последователями Византии – нельзя.  А вот унаследовать византийские порядки – можно. Народ будет бунтовать, но недолго. Они же в Крепости! В крепостном праве. А Византийские законы очень хороши, чтобы эту крепость закрепить еще больше.

И вместо титула Великого Князя Орды надеть корону константинопольского базилевса, византийского царя, шапку Мономаха!

Так и возникает проект «Третий Рим». Теперь уже не хан, а вселенский патриарх благословляет царя! И не митрополит, а патриарх возглавит русскую православную церковь. Со временем он и станет вселенским патриархом.

Но для этого необходимо еще много сделать. И поручено было сделать московскому патриарху Никону. И тот со рвением взялся за порученное дело. Построить в Москве Третий Рим.

А дело это вдруг встретило мощнейшее сопротивление как духовенства, так и самих верующих христиан. Началось с канонической реформы.

 Никейский символ христианской веры во времена Орды читался со словами « Верую…в Духа Святого, Истинного, Животворящего…» Никонианский канон предложил читать « … в Духа Святого, Господа, Животворящего…».    Вроде бы пустяк. Никонианские богословы тут же разъяснили – слово «Господь» оно и означает «Истинный». Это просто более точный перевод.

Но христиане, бывшие ордынцы, сразу почувствовали здесь обман.

 От слова «Господь», означающего «Несущий истину, Источник истины», давно уже произошло слово «Господин», то есть «слуга Господа». А слово «господин» стало применяться ко всем уважаемым людям, в том числе, к обличенным властью. Теперь слово «Господь» уже не значит «Истинный». Теперь оно означает «Властитель»!

Святому Духу приписывается не Истина, а Власть! Это совсем не одно и то же. Власть как самоцель –  главный соблазн Сатаны. И стоит за невинной заменой слова страшная вещь. Освящение власти!

Но не одни только богословские нововведения вызывают сопротивление. Все понимали, что с новой церковью приходят и новые порядки. Орда сформировалась как система противодействия произволу властей. Как светских, так и церковных. Правда выше Власти! Не в силе Бог, а в Правде. Теперь отпадает последний рычаг противодействия. Раньше он был. Хотя бы символический. Теперь его хотят отнять.

Церковь раскололась. Меры к старообрядцам применялись самые жестокие. Вырывались языки. Ссылались священники. Хорошо известны «Жития протопопа Аввакума», в которых изуверски подробно описаны издевательства и унижения, которым подвергали христиане христиан.

 А церковный контроль над властью? Он ведь может уменьшить произвол властей? Может. Но не всегда. И не на долго. И если он есть. Римско-католический проект это прекрасно демонстрирует. Но там старая, опытная, разветвленная церковь сложной структуры. А здесь реформы строятся именно так, чтобы контроль был невозможен.

И за примером далеко ходить не нужно. Реформы продвигались медленно, с мощнейшим сопротивлением, несмотря на жестокость репрессий.

И святейший патриарх Никон был грубо отстранен с поста, а потом отправлен в ссылку. Как нерадивый слуга. Вот и весь церковный контроль.

А какие были величественные планы!

Патриарх Никон взял план древнего святого города Иерусалима, нашел место, вблизи Москвы, на реке Истра, наиболее напоминающее древний Иерусалим по рельефу, на семи холмах. Были построены стены города. Город был назван Новым Иерусалимом. В его стенах основан монастырь. В монастырь свезли христианские реликвии со всего мира. По слухам, была привезена Плита с Гроба Господня.

Это было место чудесных исцелений. Река Истра, протекающая мимо города-монастыря, была названа Иорданом. В ней крестились. Купание в Иордане - Истре в крещенские морозы чудесным образом исцеляло болезни. Еще немного – и это место стало бы центром паломничества христиан со всего мира…

Но не получилось. Благочестивое  рвение святейшего патриарха Никона не оценило неблагодарное начальство. Его сослали. Не казнили, как врага. Сослали. «Поставили в угол, высекли» как нерадивого слугу.  Это вам не кардинал Ришелье при дворе христианнейшего монарха. Это всего лишь православный патриарх, на службе у великого московского государя.

Так заодно и закрыли вопрос о суверенитете церковной власти.

 

Наследство католического проекта.

 

А уже потом и патриарха казнили. И отменили патриаршество. И назначили Священный Синод – специальную комиссию по делам церкви.

 А что новая никонианская церковь? Превзошла ли благочестием старообрядческую?

Предоставим слово Бушкову.

«Архиерей в провинции заставлял водить себя под руки  и  шествовал  не иначе, как под звон колоколов. Тех, кто являлся для поставления  в  священники, владыка держал на крыльце в любую погоду  по  несколько часов.

Перевестись из одного прихода в другой  можно  было  только  за  взятку. Встречались архиереи, во всеуслышание бранившие прямо в  церкви  простых священников, даже бившие их, сажавшие в цепи и в  колодки (повторяю,  я цитирую не "антирелигиозные" листки и брошюры, а работы православных историков царских времен).

Низшее духовенство, третируемое и угнетаемое, порой и не  заслуживало "деликатного" обращения. В огромном большинстве своем оно не  только  не могло "наизусть проповедовать догматы и законы Св. Писания", но  и  едва разумело грамоте. Многие "проникали" в священники благодаря взятке. Отцы Собора 1667 г. прямо констатировали, что в священники попадают "сельские невежды, из коих иные и скота пасти не умели".

Доходило до того, что этакие "отцы-пастыри", чтобы быстрее отвязаться от длинной церковной службы,  читали  молитвы...  в  шапку,  принесенную родственником того, кто не мог или не хотел идти в церковь.  Дома  "прогульщик" надевал эту шапку на специально выбритую макушку  -  и  считал, что отныне на него и без посещения храма снизошла благодать.  Попадались священники, служившие молебны под дубом, а потом раздававшие ветки и желуди, как освященные - конечно, не бесплатно.

Небрежное отношение к себе и своему сану отражалось даже в одежде. По словам современника, "...иной такой пресвитер возложит на ся одежду златотканую, а на ногах лапти во всякой грязи обваленные, а  кафтан  нижний весь гнусен".

Еще в XVII в. жаловались на  "безместных  попов",  кучками сидевших у московских Спасских ворот и на Варварке: "...безчинства чинят всякие, меж себя бранятся и укоризны чинят скаредные и  смехотворные,  а иные меж себя играют и на кулачки бьются".

 В  документах  того  времени частенько попадаются даже дела о священниках, которых прихожане "били  и увечили", не пуская в церковь - конечно, из-за  образа  жизни  "духовных наставников".

Опять-таки современники с нескрываемой горечью пишут, что в монастыри стали уходить отнюдь не в поисках душевного спасения. Ростовский епископ Георгий Дашков в письме царю с отчаянием сообщает, что чернецы его епархии "спились и заворовались".

 Монахи за плату венчали браки (что им было по церковному уставу строжайше запрещено), давали деньги в рост. Отмечались случаи, когда муж, желая избавиться от жены, призывал в дом  "неведомого монаха", и тот насильно постригал женщину в инокини.

Дошло до того, что в Москве, в Успенском соборе, дьяконы из  озорства бросали воском в служащих молебен  священников.  Митрополит  ростовский, впоследствии канонизированный, Димитрий, с горечью писал:

 "Окаянное наше время! И не знаю, кого прежде надобно винить, сеятелей или  землю,  священников или сердца человеческие, или тех и других вместе? Иереи  небрегут, а люди заблуждаются, иереи не учат, а люди невежествуют, иереи слова Божьего не проповедуют, а люди не слушают и слушать не хотят. С обеих сторон худо: иереи глупы, а люди неразумны... О, окаянные иереи, не  радящие о доме своем!"

Св. Димитрий Ростовский подробно объяснял, что но имел в виду,  обрушиваясь на "окаянных иереев": "Что тебя привело в чин священнический, то ли, дабы спасти себя и других? Вовсе нет, а чтобы прокормить жену, детей и домашних... Ты поискал Иисуса не для Иисуса, а для хлеба куса!"

Короче говоря, "церковное образование и просвещение народа  остановилось, церковная благотворительность не существовала, духовенство в массе своей не стояло выше паствы, а паства опускалась до  глубин  невежества, грубости, безнравственности, равнодушия в вопросах веры, суеверного  отношения к ним. Церковь, как носительница нравственных начал в жизни  государства, переставала существовать, не в состоянии поддерживать себя  и  свое достоинство".»

 

«В январе  1721  г.  был  учрежден  святейший  синод  -  чисто  чиновничье-светское, бюрократическое учреждение, управлявшее отныне церковными делами. Во главе его встал гражданский чиновник, обер-прокурор - "око государево", очень скоро превратившийся в полновластного диктатора.

 В Сенате к тамошнему обер-прокурору были приставлены фискалы.  Равным образом и к обер-прокурору синода совершенно официально  приставили  чиновников со схожими функциями, именовавшихся... инквизиторами,  с  "прото-инквизитором" во главе.

Подробно описывать деятельность этого учреждения я не стану  -  скажу лишь, что и его постигла участь всех петровских нововведений. "Исправление зол  церковной  жизни"  обернулось  созданием  очередной  "командной структуры". В 1857 г. известный русский писатель по  церковным  вопросам А.Н. Муравьев говорил: "В наше  время  обер-прокурор  святейшего  синода пользуется столь неограниченной властью, какой не  пользовался  ни  один патриарх: простой подписью "читал" и "исполнить" он решает самые  важные церковные дела".

 Церковь превратилась в простое дополнение к  бюрократической  машине, этакую шестеренку, катастрофически теряя авторитет в народе. Доходило до грустных курьезов: при Александре I, высочайшем покровителе всей и  всяческой мистики, министр духовных (!) дел князь Голицын был членом  близкой к "хлыстам" и скопцам секты, известной как "корабль Екатерины  Татариновой". Только Николай 1 разогнал  всевозможные  "корабли",  "кружки", сектантские колонии и еретические общества».

 

 

А как же наука и технологии? В римско-католическом проекте развитие науки произошло вследствие высокого уровня церковного образования. Только впоследствии наука, искусство и образование отделилась от церкви и отошли к короне.

Здесь авторы проекта «Третий Рим» решили «срезать угол». Сразу и напрямую науку, искусства, образование и технологии поставить под контроль светской власти. Императорская академия наук. Императорская академия художеств. Адмиралтейство. Кунсткамера. Все это светские институты. А церковно-приходские школы стали символом никудышнего образования. Духовные семинарии были лучше, но по уровню образования все равно уступали светским гимназиям.

В результате в области науки, культуры и образования  Россия оказалась наследницей римско-католического Запада. А вместе с культурой приходит и система ценностей. Какая? Западная. Римско-католическая в прошлом. А потом просветительская. А потом буржуазная.

В этой, западной системе ценностей - кто главный враг? Азиатские варвары. Поганые (pagans), дикие и свирепые. Ордынцы. Их этнические предки. Славяне.

Но мы то ведь не варвары! Разве мы можем быть потомками тех самых монгол? Это были другие монголы. Мы их нашли. На границе с Китаем. У них и лица с раскосыми глазами, как у китайцев. И вообще они дикие кочевники. И сами мы тоже пострадавшие. Под игом у них были 300 лет. Но, зато, это мы защитили Европу от дикарей. У них недостало силы идти дальше! Мы тоже, хоть и отсталые, но защитники вашей, европейской системы ценностей.

Вот так и возник «черный» миф о монголо-татарском иге.

 

И европейцы нас поглаживают по головке, мол, хорошо, мол, молодцы, исправляетесь.  И ни в грош не верят нашим оправданиям.

 Правильно не верят. И нам не стоит себя обманывать. Не европейцы мы. Мы из другого прошлого. У нас другие архетипы сознания. И потому, у нас и другое будущее. И у нас есть еще надежда прийти на похороны Европы в своем национальном костюме. И вспомнить ее добрым словом. А может быть, и помочь Европе выздороветь.

 

А что же с проектом «Третий Рим»?

Произошла чудовищная вещь. Когда-то мощная единая культура разделилась на три непримиримо антагонистические части.

 

1.     Элитарно – дворянская культура. Она идет по стопам Западной цивилизации, принимая, частично или полностью, ее систему ценностей. Ее атеизм, гуманитарную направленность, ее рациональность, научность, технологичность и непримиримость к исторически созревшей в России системе ценностей. Это, одновременно, и чванство русского барина, и обломовщина, и маниловщина. «Духи русской революции» - так назвал Николай Бердяев гоголевских помещиков из «Мертвых душ»

2.     Православно-крестьянская культура. Здесь невежество и жадность священников, убожество сиротских домов, церковно-приходское убогое образование, суеверия сорочинской   ярмарки, язычество, тесно сплетенное с христианством, непонимание догматов христианской веры. И уверенность в том, что другого христианства не бывает. Что так верили деды и отцы. Предсказанный Марксом идиотизм деревенской жизни. Главное стремление – надо отсюда выбраться. Куда? В неведомую лучшую жизнь. Отсюда гениальное «послезавтра уходим» Стругацких.

3.     Старообрядчество и «Казачья орда». Здесь попытки, невзирая на всяческое притеснение, сохранить ту культуру, и ту систему ценностей, которые достались в наследство от Орды. Настоящее подвижническое православное христианство. Взаимопомощь и сотрудничество. Их отовсюду вытесняют. На границы с агрессивными соседними народами и недружественными государствами. В тайгу, в Сибирь, на вечную мерзлоту, на Белое море.  В трудные условия жизни. Их «опускают». Старообрядцы становятся хорошими купцами. Они налаживают жизнеобеспечение в труднейших климатических условиях. Они сотрудничают. У них высокая взаимовыручка и взаимное доверие. Они совмещают обработку земли с ее защитой. И все же они угнетены. У них нет доступа к образованию и ресурсам. Они не могут мобилизовать средства на высокотехнологичные производства. Они не могут строить свои города. Они вынуждены скрывать свою веру. Они замкнуты. Они передают свой образ жизни и традиции по наследству, не вовлекая новых людей. Их сторонятся, потому, что они иноверцы и власти преследуют их. Случалось, что старообрядцы, не выдержав нечеловеческих притеснений, и отчаявшись построить честную жизнь по Правде, совершали самосожжение.

       Однако послушаем Бушкова.

 « До сих пор в исторической (сугубо научной и художественной) литературе описывается, как "фанатичные староверы" занимаются самосожжением.  И мало кто знает, Что в 1691 г. двести самых уважаемых "иноков и учителей" старообрядчества, собравшись на совет, единогласно осудили практику  самосожжения, и в самом деле встречавшуюся. Было  выпущено  "отразительное писание", беспощадно осуждавшее проповедников самосожжения, как  одержимых "неразумным и бесовским наваждением".

 А посему читателю  представляется самому определить, к то же в таком случае виноват в  многочисленных массовых сожжениях старообрядцев во времена царствования Петра, кто подносил огонь к избам, где были заперты староверы...

   Лично мне гораздо ближе точка зрения историка П.Н. Милюкова, писавшего: "Ценой разорения страны Россия возведена  была  в  ранг  европейской державы..."».

 

Что тут добавить?  Нет, не только ценой разорения страны.

 Ценой разделения единой культуры. Ценой предательства и опошления Ордынской идеи. Ценой потери продвинутой системы этических ценностей.

Ценой унаследования проблем, не решенных римско-католическим цивилизационным проектом. Ценой перехода в статус нерадивого ученика среди старших европейских товарищей. Ценой принятия продвинутой, но совершенно чуждой системы ценностей.

 

Падение Третьего Рима.

 

Такой жуткий коктейль столь разнородных культур, способов жизни и системы ценностей не мог не вызвать мощных кризисов и потрясений. Повторяется католическая болезнь. Зреет протест. Протест ищет разных путей. Протест нащупывает слабые места идеологической системы. Протест предлагает различные решения.

Попыткой вернуться к ордынскому укладу жизни было Пугачевское восстание. О нем много написано книг.  

Казак, старообрядец Емельян Пугачев поднимает казаков и захватывает множество крепостей в окрестностях Оренбурга. Поднимает башкир. Осаждает Оренбург. Поднимает крестьян против помещиков.

И сталкивается с проблемами.

Крестьяне не казаки. Поджигая поместья, они вовсе не жаждут уходить со своих мест и бороться до победы. Они вовсе не собираются строить новую систему жизнеобеспечения и обороны. Они привыкли, что все решает барин. «Вот приедет барин, барин нас рассудит». А то, что барина сожгли, ну так еще побунтуем, и нам нового пришлют… Посмирнее прежнего будет. А пока нет барина – свобода! Круши, бей, ломай. Некому приструнить. Потом будут суды, будет каторга. Кого-то и повесят. Но это их, барское дело. Наше дело – бунтовать.

Оружие того времени уже требует продвинутых знаний и навыков. А для этого нужны образование и культура. У казаков ее нет.

Пугачев выдает себя за государя императора Петра III. Но «ни ступить, ни молвить не умеет». Не знает грамоты. Не знает обычаев. Ни русских, дворянских, ни европейских.

Необходимо решать множество военных, технических, управленческих проблем. Для этого нужны специалисты. Специалистов нужно найти, выделить их из толпы бестолковых претендентов, склонить к сотрудничеству. Для этого требуется высокая личная культура. Ее нет. Старообрядцы-казаки, долго боровшиеся за сохранение ордынских ценностей, были «опущены». Они отстали от культуры того времени. Они не смогли справиться со сложностью обстановки. Они были обречены.

 Восстание зашло в тупик. Пугачев схвачен и казнен.

 

Следуя за Западом, Россия идет путем экономических реформ. Отменяется крепостное право. Набирают силу товарно-денежные отношения. Россия болезненно и робко входит в капитализм. Время оставить спесь и чванство, время  строить доходные производства, богатеть и повышать уровень жизни. Дворяне этого не умеют. Лишь немногие чувствуют ветер времени, покупают европейское оборудование и технологии, создают производства.

На Юге предприимчивые помещики-земледельцы организуют высокорентабельные зерновые хозяйства. На Урале предприниматели-помещики строят заводы. Такие успешные предприятия были построены. Россия обеспечивала поставками зерна всю Европу.

И все же это исключения из правила. Большинство помещиков не стали капиталистами. Они предпочитали «опускаться» или служить. Быть военными или чиновниками. А перепроизводство военных подталкивает к войне. А перепроизводство чиновников - к коррупции и к развалу управления.

А кто становится успешными капиталистами в массовом масштабе?

Крестьяне? Нет, они остаются крестьянами – единоличниками, создают богатые или бедные личные хозяйства, исключающие концентрацию ресурсов и производства. Некоторые из них, разоренные идут в промышленные рабочие.

         Кто же тогда? Старообрядцы. Старообрядные купцы. Они приспособились к выживанию в трудных условиях. Они умеют взаимодействовать. В их среде нет обмана и традиционно доверительная обстановка. У них сохранились ордынские навыки взаимопомощи и сотрудничества. Они очень быстро богатеют. Богатеют семьями и общинами. В результате производство, капитал, деньги и имущество собирается в руках у старообрядцев.

 

Это гремучая смесь. Власть, чиновники у одного вероисповедания, а купцы, промышленники, владельцы больших денег – у другого.

Добавим сюда медленно формирующуюся разночинную интеллигенцию. Инженеров, врачей, юристов – еще не сформировавшееся третье исповедание – нигилизм, атеизм, оккультизм разных направлений. И в эту же нишу попадает иудаизм. Эмигранты 2-го и 3-го поколений, евреи стараются получить образование и стать специалистами.

Это особая среда, которая еще не создала своей собственной мировоззренческой системы, но уже создает свою, особенную систему этических ценностей.

 

Безобидные компоненты. Уголь, селитра и сера. Смешанные вместе, они становятся порохом. Достаточно искры и произойдет взрыв.

«Искру» выпустили никому тогда не известные большевики.  Взрыв произошел. «Третий Рим» пал.

Началась история русского коммунизма и русской демократии.

 

И снова мы двигаемся по чужой колее. И снова в ступе Русской истории мелко дробится и уголь ордынского правдоискательства, и селитра европейской законности и сера интеллигентской безоружной жертвенности. А кто-то готовит очередную искру…

 

И ходит по рукам, по интернет – сайтам как бы безымянный «проект Россия». И снова мечты о «третьем Риме»  и о великодержавной монархии.

 Да, нужен развитый национальный проект! Да, он должен быть основан на традиционных национальных ценностях! Но он не должен быть заранее обречен на повторение старых болезней.

 Это нелегко, предложить новый цивилизационный проект. Нужно семь раз отмерить, прежде чем резать по живому. Подумать нужно.

И эта книга как раз для того, чтобы подумать.

Hosted by uCoz