Как разговорить американского интеллектуала.

 

Именно такая задача возникла у меня в Сиэтле, штат Вашингтон. Это своеобразный интеллектуальный центр Америки, второй после Лос-Анджелеса. Американцы улыбчивы, общительны, но недоверчивы и осторожны.  Говорить «по душам» у них не принято. А хотелось поговорить откровенно, понять, чем дышат, и чего ждут от нас, русских.

Мой приятель, Леонид, взялся помочь в этом деле. Взялся с толком, с пониманием дела, за что большое ему спасибо.

Он эмигрировал еще ребенком  с матерью. Мать уехала из России по религиозным мотивам. Она хотела, чтобы сын стал православным священником.

А получилось так, что сын стал преподавателем фехтования и испанского языка.  У него было несколько боевых дуэлей, множество шрамов, и выколот один глаз. И еще у него было хобби. Он был лучшим «bartender»-ом (как бы барменом) Сиэтла. Знал толк в напитках и способах их применения.

Леонид предложил организовать встречу у него дома. Его «living room» - большая комната, была оббита темно-красным бархатом и подсвечена светильниками. На стенах были картины, напоминающие церковные образа. И обстановка в целом напоминала церковь – сказывалось религиозное воспитание. Потолок был покрыт блестками. Отблески светильников на потолке напоминали звезды.

И в углу всей этой церковной романтики был отгорожен Алтарь. Занавешенный темно - красным занавесом с золотым узором.  Перегороженный длинным столом-баром,  с отделкой из церковной парчи. В Алтаре - скрещенные боевые шпаги, табурет для Священнослужителя, небольшой стенной холодильник, шкафчики для закусок и напитков.

Священнослужителем был Леонид. Он смешивал напитки и причащал. Но не под херувимскую песнь. Он тихо включал русскую «полюшко-поле».  В этом качестве он чем-то напоминал Булгаковского Воланда, или, по меньшей мере, Азозелло.

Будь я в России, я бы чувствовал что-то кощунственное в таком устройстве дома. Но Америка - свободная страна. Здесь чернокожего нельзя называть негром, но секс-звезду можно называть Мадонной. А Леонид много лет в Америке. Он знает.

Леонид дал мне точные и подробные инструкции.

В начале разговора собеседники должны убедиться, что имеют дело с «гуд гай», что приблизительно соответствуют русскому «свой парень».

Это сложная и ответственная процедура. Если незнакомые люди встречаются на «парти», на дне рождения или еще где-нибудь, эта часть разговора занимает не менее получаса.

Задаются самые откровенные вопросы, и на них нужно отвечать. Откуда родом, где жил, на чем делаешь деньги, как развлекаешься.

Леонид предупредил, здесь принято расставлять ловушки. Например, в таком-то городе на площади все время ржавые ворота. Покрасили их, наконец, или нет? На самом деле там нет ворот на площади. И если соврал, что жил там, то тебя поймали.

Меня однажды в других обстоятельствах американец спросил, - вот у него тоже есть русские в роду. Можно ли их называть по-русски гиед и баба? Я ответил, что, наверное, нет, дед и баба. Собеседник был удовлетворен и извинился за ошибку.

Это было на той стадии знакомства с Америкой, когда мне перестали говорить сомнительный комплимент «вы хорошо говорите по-английски». Для окружающих такой комплимент - это сигнал – «внимание, чужой».

Почему же такой допрос с пристрастием? Леонид все объяснил. Американцы всегда улыбаются. Они всегда «гуд гайс». Потому, что если  человек берет кредит в банке, устраивается на работу, и в любом другом деле, всегда о нем наводят справки. Опрашивают соседей и знакомых. Те должны ответить, что он «гуд гай», и сообщить о нем подробности, которые знают. Плохого говорить не принято. Поэтому, если не сказали хорошего, это однозначно негативная рекомендация. Человек не найдет работы, не получит кредит в банке, не совершит сделку.

Поэтому всегда нужны лучшие отношения с соседями. Поэтому, дома у всех одинаковые, хотя на собственном участке можно строить все, что угодно. Чтобы не раздражать соседей. Чтобы никто не позавидовал. Чтобы сосед не забыл сказать хорошее, если спросят из банка или с работы.

Государство не интересуется благонадежностью граждан. Этим занимаются сами американцы.

Но я отвлекся. Леонид для этой части разговора предложил европейское пиво с копчеными тихоокеанскими мидиями. В детстве мы жарили мидии на костре на Черном море, и даже готовили из них плов. Но американские мидии, собранные во время отлива на камнях в Тихом океане не идут ни в какое сравнение. Они были великолепны. Сочные, крупные, совершенно без песчинок, прекрасно прокопченные, с европейским пивом «оld style» - великолепно способствовали разговору и создавали обстановку изысканной свежести.

Американец, Дэвид, с удовольствием рассказывал о своей академической карьере, сетовал на то, что его брат-двоечник продает автомобильные страховки и зарабатывает на этом больше, чем профессор в университете штата Вашингтон. Он рассказывал о своей дружбе с Биллом Гейтцем на старте компании Microsoft, и о расколе в этой компании, когда от нее отделились «creatives» - творческие сотрудники. Они образовали группу «programmer-consulting» компаний. А в Microsoft остались специалисты по продажам, финансам и рекламе. И что Microsoft, тем не менее, от этого не распался, а начал процветать.

Рассказывал о своем знакомстве с Джоном Лилли и об участии в его семинарах в Лос-Анджелесе.

Я тоже рассказал о себе. И, наконец, дождался обещанной Леонидом ловушки. Я мимоходом рассказывал, что родился в немецком поселке «Lustdorf» под Одессой, но давно забыл остатки своего детского немецкого языка, так как немцев после войны оттуда постепенно выселили. Неожиданно американец предложил спеть немецкие детские песни. Ловушка была остроумной. Если про немецкий поселок я бы для красного словца приврал, то не смог бы спеть.  А детские песенки запоминаются на всю жизнь. Я запел, он стал подпевать. Мы с явным ностальгическим удовольствием спели несколько песенок. Он, видимо, тоже имел какой-то немецкий «background». Лед был сломлен. Американец явно расслабился.

Я решил не оставаться в долгу и спросил его, делал ли Джон Лилли вскрытие тех двух дельфинов, которые совершили самоубийство, узнав, что их намеренно держат в неволе как бы близкие друзья-люди. Он все понял, усмехнулся и ответил, что самоубийство совершил только один дельфин. Остальные одновременно прекратили принимать еду, и их пришлось выпустить на свободу. И ни слова не сказал о вскрытии, давая понять, что из ловушки он выбрался, а содержательный вопрос не считает серьезным.

Я тоже как бы расслабился.

Наступил следующий этап знакомства. Расслабиться, и поговорить о чем-нибудь приятном, стараясь найти сходство вкусов. Для этого Леонид предложил приторно-сладкий коктейль «Манхаттан»  в  плоском бокальчике, такое стеклянное блюдце на ножке, и с засахаренной вишенкой. Мы пересели в глубокие кресла. Леонид включил «полюшко-поле» и приглушил свет.

Помолчали. Поговорили о чайках на морском побережье. Сравнили русскую баньку с престижным индейским ритуалом преображения в горячем пару от раскаленных на костре камней. Об индейских способах приготовления горбуши на костре. О том, что вода в Тихом океане ледяная даже в самый сильный зной. Наконец, мы почувствовали себя отдохнувшими и готовыми перейти к серьезной части разговора.

Для этого Леонид приготовил серьезный же напиток. Коктейль «Black Russian». Почему он так называется? Мне отвечали, что нравится русским. Основа – тонкий, ароматный, кофейного типа, мексиканский ликер «Kaluja». К нему добавлены водка и лед. Нежный, ароматный, тонкий, но пробирает.

Теперь не время для дипломатии. Теперь мы оба «гуд гайс», свои парни. Можно говорить если и не искренне, то напрямую.

- Дэвид, что ты думаешь о русских? Чего вы от нас ожидаете? Как мы можем взаимодействовать?

Он посерьезнел, и стал подыскивать выражения.

- Мы, в Америке, считаем, что настоящая жизнь только здесь. В остальном мире тоже что-то происходит, но это не очень серьезно. Отовсюду люди бегут в Америку. Здесь лучше. Потому, что у нас свобода. Мы живем в своей стране. Но мы не можем принять всех. Только лучших. Тех, которые нужны здесь. Они станут американцами. А остальной мир – это свалка отходов. Какая разница, что происходит на свалке?

 Русские были очень сильны, пока у вас там был коммунизм. Но мы его победили. Потому, что коммунистическая Россия – это империя зла. Мы присматриваемся к русским. Некоторые из вас могли бы быть хорошими американцами. Но сначала они должны доказать, что достойны. У нас, в Америке, самая сильная в мире наука и лучшие высокие технологии. А делают ее русские профессора. Но сначала они ищут работу, стригут газоны и жарят гамбургеры. Это надо, чтобы стать американцами. И чтобы знали, какое высокое доверие мы им оказываем.

- Я это знаю, Дэвид. У нас, в России, рассказывают американский анекдот на эту тему.

Просыпается американский президент. А у его кровати стоят два черта и повиливают хвостами. Президент кричит: «Охрана! Что вам здесь надо?»

Черт начинает издалека. «Знаете ли, Сталин умер» - «Знаю, давно уже»

«А как вы думаете, куда он попал? В рай или в ад?» - «В ад, конечно!»

«Вот именно, в ад. Сталин сейчас в аду. Потому мы и сбежали  из ада и просим у вас, в Америке, политического убежища»

Дэвид оценил анекдот и начал смеяться. Заметил, что анекдот очень точно выражает проблемы политической эмиграции.

Я продолжил.

- Но есть ведь и другие русские. Те, кто уважает американцев, но хотят жить у себя дома, в бывшем Советском Союзе. Что ты можешь сказать о них?

- Я тоже расскажу анекдот.

 К русской Свинье приезжает американская Курица и предлагает делать совместный бизнес. Русская Свинья очень рада и сразу подписывает все бумаги. И только потом спрашивает, а что будем производить? Яичницу с ветчиной! - отвечает американская Курица.

Это нормально. Американская Курица отдаст свои яйца, заработает и снесет еще. А русскую Свинью придется зарезать на ветчину. Бизнес есть бизнес! Как говорится, ничего личного.

-         Почему же Свинья согласилась?

- А она доверчивая. Ведь сама американская Курица ей предлагает бизнес. Разве она может предложить не то, что нужно? Вы все, русские, очень доверчивые. Если вы кому-то не доверяете, то только своим. Вашим продвинутым людям. Они хотят вам хорошего, но не имеют над вами власти. А если кто имеет власть, или силу, то тогда пусть он вас хоть десять раз обманет, вы будете обязаны им верить.

Потому, что вы рабы. Вас так и называют - «Slaves». Вы славяне, а это значит рабы. Одно и то же слово. Вы не знаете Свободы. А мы знаем. Мы верим своим, а не чужим. И поэтому обманывать вас – наше право. И мы это делаем по закону. По нашему закону. Свободные люди должны использовать доверчивость рабов.

- А если бы Свинья вдруг оказалась несговорчивой. Ну не хочет она, чтобы ее зарезали на ветчину.

- Тогда Курица будет ее уговаривать общечеловеческими ценностями. Посмотри, я отдаю мои яйца – это же мои цыплята! Я жертвую своими лучшими детьми для успеха нашего дела! А ты не хочешь дать ветчины! И Свинье станет жалко. И она согласится.

- Но ведь это тоже обман…

- Это бизнес. Бизнесмен должен использовать слабости партнера. А ваша слабость – вы жалостливы и доверчивы.

Бизнес не знает жалости. Вот мне газон нужно выстричь. Компания берет за эту работу 600 долларов. А я нанял Педро, беженца из Эквадора. Ему есть нечего, и спать негде. Война там идет. Он и за 100 долларов согласился. Разжалобить пытался. Компания просит 600, дай хотя бы 300. Нуждаюсь очень. Да разве, если бы ты не нуждался, я бы тебя нанял? Я на том, что ты нуждаешься, заработал разницу – 500 долларов.

На чем можно еще заработать, как не на чужой нужде? У кого самый большой честный заработок? У юристов. У врачей. У страховых компаний. Почему? Они эксплуатируют чужое - нужду или несчастье.

А вы, русские, жалостливые. Вы не сумеете разбогатеть на чужой нужде. Значит, кто-то другой разбогатеет на вашей. И русскую Свинью зарежут на ветчину, потому, что ей жалко Курицыных цыплят.

-         Да, ты прав, Дэвид. Мы жалостливые. Мне рассказывали, что во

время войны по Москве провели тысячи пленных немцев. И люди делились с ними хлебом и сигаретами. Помогали тем, кто убивал их братьев и сыновей. Помогали, потому, что пленные были в трудном положении и нуждались в помощи.

- Это так не похоже на американцев. Американцы бы рвались растерзать их на месте, а полиция бы едва сдерживала толпу. Мы следуем древнему закону Рима – Горе побежденным!

-Да, мы жалостливые и доверчивые. - Внутри у меня звенела какая-то холодная и жесткая ясность. - Но не потому, что мы рабы. Мы тоже следуем древнему закону. Закону Русской Правды.

Жалостливость и доверчивость - это не только наша слабость. Это и наша сила.

- Почему?

- Потому, что мы ломали хребты тем, кто не приходит  на помощь в беде!

Потому, что мы привыкли ломать хребты тем, кто обманывает наше доверие!

Потому, что мы привыкли ломать хребты тем, кто эксплуатирует нашу жалостливость и доверчивость!

И не ради человеческой мести, а  по древнему закону Русской Правды! По Закону, данному нам Богом!

А закон есть закон. Ничего личного, как говорят у вас в Америке.

 

Леонид, который до сих пор был пассивным участником разговора, казавшийся несколько осоловевшим от выпитого, вдруг сверкнул американской улыбкой, и, неожиданно, захохотал.

Он схватил со стены боевую шпагу, двойным взмахом, со свистом, отсалютовал ей, и крикнул на английском с испанскими интонациями:

-         Ломать хребет тому, кто не пришел на помощь в беде!

-         Ломать хребет тому, кто обманул доверяющего!

-         Во имя Господа Бога!

Ленид сел, еще раз ослепил нас своей американской улыбкой, и стал разливать горячий пунш.

Американец тоже улыбался. Но его улыбка была холодноватой.

- Ты знаешь, Николай, мы друзья. И мне кажется, что я тебя понимаю. Но я не думаю, что ты найдешь такое же понимание у других американцев.

 

Я с ним согласился.

Леонид пожал плечами.

Дальше мы пили пунш и, чтобы снять напряженность, говорили о разных пустяках и бросали дротики в мишень. Леонид сиял. Он чувствовал себя режиссером удачного спектакля. Его план был блестяще реализован, разговор был глубоким, волнующим и интересным. Его реплика со шпагой в руке была своевременной и выразительной. Такое не часто бывает в Америке.

А я впервые по-настоящему почувствовал, что значит для меня быть русским. Здесь, далеко за границей, забывается разница между удмуртом или великороссом, помором или татарином. Русские все, кто приехал отсюда. «Русские» - есть нечто такое, что всех нас объединяет.

 Конечно, хотелось осадить наглого и самодовольного американца. Конечно, раздражало его высокомерие к русским.

Хотя, в общем, он был дружелюбен и озвучивал обычную для американцев точку зрения. И делал это даже по-умному, с юмором.

И сюжет был хорошо известен по русскому фильму «Кин-Дза-Дза».

Мы, русские, чужие на этом, американском празднике жизни. Но, если мы научимся правильно делать приседание перед американским «ацилопом», во-время кричать «Ку», накопим достаточное количество американских «чатлов», добудем известное количество контрабандного «Ка-Це», в виде русской нефти, то и нам будут положены «желтые или даже малиновые штаны».

И тогда нам тоже будут «пацаки» «Ку» делать, «ацелоп» не будет грозить «эцихом с гвоздями или без гвоздей», а «пепелац» будет с «гравицапой». И мы сможем петь «маму» по всей Галактике.

Сюжет, конечно, убогий. Даже если надеть «малиновые штаны».

Интересно наблюдать обезьян в зоопарке, но в одну клетку с ними лучше не попадать. Вдруг окажется, что задница у вас недостаточно красная. А если у вас хватит ума покрасить задницу, и вас признают настоящей обезьяной, то все равно захочется из клетки на волю.

 Впрочем, это я, наверное, со зла. Американцы не безнадежны. Один только проект «Corporate Farms» на среднем Западе говорит о том, что у них есть настоящее будущее. Об этом подробнее в главе «Орда после Орды».

И, тем не менее я знал, что сказал американцу правду. Что-то во мне знало это. Что-то, что было частью меня уже много поколений. Это помимо сознания. Это глубже. Это был архетип. Этого архетипа нет ни у американцев, ни у европейцев. Я понял, что, при всей их агрессивности, они безоружны, там, где мы вооружены.

И Леонид тоже что-то почувствовал. Глубоко, неосознанно. И у него был порыв меня поддержать. Хотя внешне его поддержка, может быть, была слишком театральной, и потому похожей на иронию.

         Я понял, что даже после развала Союза, даже когда на каждом шагу обман и наглость чиновников-взяточников, самодовольство «новых русских» и тех, кто им прислуживает, даже когда издевательски разорены наука и образование, когда церковь самодовольно запирает храмы для верующих христиан и лижет пятки власть имущим и разбогатевшим криминалам, - даже в это время остается надежда.

         Надежда на тот архетип Русской Правды, который находится глубоко в душе каждого русского человека любой национальности, любого вероисповедания. Который должен проснуться, осмыслить себя, организоваться и остановить надвигающуюся катастрофу.